В России от своих детей в роддомах отказываются несколько тысяч женщин в год. Статистика сообщает, что за 2015 год таких случаев было 3783, а к 2019 отказных детей в роддомах стало менее трех тысяч. Основная причина отказа – экономическая, у женщин нет возможности содержать ребенка. На втором и третьем месте – социальные и культурные проблемы. Мы поговорили с женщиной, которая согласилась рассказать, почему отказалась от своего ребенка.

***

Меня зовут Наталья. Двадцать четыре года назад я отказалась от своей дочери через несколько часов после ее рождения. Я не жалею о своем поступке и не считаю, что могла поступить иначе.

***

Мы с сестрой росли как обычные дети. Во всяком случае, так нам тогда казалось. Маленький северный город, все друг друга знают, все кажутся лучше, чем на самом деле. Наши родители были хорошими людьми: работящими, спокойными, пьющими. В запой уходили вместе, вместе из него возвращались, а потом шли на работу. Что происходило в нашей жизни в их отсутствие, они не знали, да и не интересовались. Главные показатели: физическое здоровье и учеба в школе — в порядке. Этого им было достаточно.

Я с детства умела находить общий язык со всеми: только так можно выжить, если живешь рядом с алкоголиками. У меня адаптивный характер, я легко схожусь с людьми и знаю, как просить о помощи, если она нужна. Родители никогда не контролировали меня, подруги должны были возвращаться домой с прогулок к девяти вечера, я же приходила, когда угодно. Я постигала мир опытным путем. Никто никогда не разговаривал со мной о нормах, правилах или безопасности.

У меня была близкая подруга, с которой мы гуляли в летние каникулы после девятого класса: ходили на пляж, курили и пили пиво.

В один из таких вечеров мы выпили больше обычного, захотели продолжения и отправились на местный рынок. Познакомились там с хозяевами ларька: двое мужчин, старше нас, веселые, общительные, предложили вместе поехать за город на природу.

Взяли алкоголя, поехали, и довольно быстро поняли, что они от нас хотят. Моя подруга начала возмущаться и отбрыкиваться, вероятно, ей казалось, что такое поведение их остановит. Оно только злило.

Вдвоем они затащили меня в полугрузовую машину, оставили подругу снаружи, а когда она стучала по машине кулаками, резко ударили ее дверью по лицу.

Оказавшись внутри, я знала, что сопротивляться бесполезно. Мне нужно выжить, а им нужно получить то, ради чего они здесь. Технически, я не отказывала им в проникновении, поэтому даже не могу назвать произошедшее изнасилованием.

Когда все закончилось, они молча довезли нас до города, высадили из машины и уехали. Ни одного из них я больше никогда не видела.

Не со мной

Через некоторое время после этого случая в гости приехала моя другая подруга, мы решили с ней выпить, но я обнаружила, что меня тошнит. Позже заметила, что у меня задержка (менструации — прим. ред.).

Я не хотела верить, что беременна. Отрицала это как могла, считала, что простудилась. Спустя время, увидев живот, решила, что набрала вес.

Мои защитные механизмы работали очень долго, на физическом уровне я замечала изменения, которые происходили в теле, но состояние ума отрицало все. Я не могла быть беременной. Я этого не хотела. Со мной такого не должно произойти.

Пришло время идти в десятый класс. Я носила свободную одежду. Несколько месяцев все было хорошо. В ноябре живот заметила мама и спросила в чем дело. Я сказала, что поправилась, она засомневалась и записала меня на прием к врачу. Там мы узнали, что срок беременности пять месяцев, аборт делать поздно.

«Отец не пустит тебя домой», — сказала мама, когда мы вышли от врача.

Потом она рассуждала о том, что скажут соседи и как на меня будут смотреть в школе. Впервые с моих двенадцати лет случилась ситуация, в которой решение за меня принимали родители. Точнее, принимать его они не хотели, мама сказала, что я должна сама понять, что мне делать, но вариант жить с ребенком вместе у нас дома – исключается.

Мама боялась расстроить отца, я не знала, куда мне идти.

Когда отец был трезвым, он не разговаривал со мной, как только выпивал упрекал в том, что не такое будущее своей дочери они планировали.

Я тоже не так представляла свое будущее. Но вот мне 15, я достаточно взрослая, чтобы понимать, что не могу отказаться от собственного ребенка, но и привезти его из роддома к родителям не могу тоже.

Я молила бога, чтобы никто за пределами семьи не узнал, не обвинял меня, и чтобы скорее все закончилось. Отец все чаще выражал недовольство, мама советовала скорее принять решение.

Когда живот стал без труда заметен, мама договорилась с учителями о домашнем обучении. Учителя задавали задание и не задавали вопросов. Все успешно делали вид, что ничего не происходит.

В классе объявили, что я болею. О том, что на самом деле случилось знали только мои близкие подруги по школе.

Когда на улице темнело, мы с мамой выходили на прогулку, она спрашивала, как я себя чувствую и называла девочку (она была уверена, что я жду девочку) Машенькой. Мама заботилась как могла: покупала мне изюм, когда была трезвой и ходила в поликлинику разговаривать с доктором.

Однажды вернувшись после такого разговора, сообщила мне, что Машеньку удочерит бездетная пара сразу после родов.

За всю беременность никто ни о чем меня не спросил: ни учитель, ни врач, ни акушерка, ни собственные родители. Никто не спросил про отца ребенка. Никто не спросил хочу ли я его оставить. Да я и сама все девять месяцев прожила в отрицании.

Часть меня

Воды отошли быстро. Роды прошли легко. Родилась девочка. Я знала, что нельзя на нее смотреть. Нельзя к ней привыкать. Я отдала ее сразу, отказалась даже от первого кормления.

Тогда молодой педиатр вызвал маму на разговор и громко ругал за принятое решение. Мама после разговора сказала, что из-за меня ей приходится терпеть такое отношение.

Медсестры и врачи, которые заходили в палату, чтобы проверить других рожениц, пристально смотрели на меня, а иногда напоминали: «Ведь это твоя дочь, как ты можешь?»

Я не чувствовала ничего. Подписывала бумаги, смотрела, как мама подписывает свои и возвращалась в палату. Меня выписали из больницы через несколько дней. Встречать никто не пришел. Я вернулась домой, мама позвала меня к обеду, папа присоединился, и мы стали обсуждать планы на будущее. На следующий день я пошла в школу и начала жить обычной жизнью. После школы я поступила учиться в Санкт-Петербург, приезжала к родителям только на каникулы.

Никто из нас никогда не возвращался к этой теме. Но сейчас с каждым годом все чаще я хочу рассказать об этом кому-то, кто готов выслушать. Я долго защищалась от обстоятельств, но теперь я чувствую: та история – часть меня, часть, которую мне нужно принять.

Мне было жизненного необходимо убедить себя, что дурной сон скоро закончится. Для моих родителей все тоже было сном. Мы все испугались.

Мама нашла в себе силы продолжить общение с врачом из поликлиники и узнала, что мою дочь действительно забрала та пара. Девочку назвали Александрой. Мама несколько раз хотела ее увидеть, но ничего не вышло. Я никогда ее не искала. Я рада, что она оказалась в хорошей семье. Надеюсь, ей тоже не придет в голову искать меня, потому что мне нечего ей сказать. Я даже не смогу ответить на вопрос кто ее отец.

Тем не менее я вспоминаю о ней каждый день. У меня больше не было детей и вряд ли я решу их рожать в будущем. У меня хорошая работа, любящий муж, иногда бывают проблемы с алкоголем, тогда я перестаю пить и кодируюсь. Я привыкла.

Общалась и записала интервью Юлия ТАРКОВСКАЯ