Харламова Наталия

- режиссер

Мы все работаем собой

 

Фотография, НКО, особенные дети

27 октября в Ярославле состоится единственный показ документального фильма «Стоянка на дороге ветра». Режиссер Наталия Харламова приедет представлять свой фильм, а на самом деле, знакомиться с ярославским зрителем. Мы поговорили с Наталией о том, почему для нее это так важно.

 

Наташа, вы через несколько дней приедете в Ярославль на показ своего фильма, и тут особенная радость, потому что недавно вы писали у себя в фейсбуке, что хотели бы даже пожить здесь.

Да, это правда. Из городов, вокруг Москвы именно Ярославль – красивый, спокойный, со своей атмосферой. Я была у вас несколько раз. Застала романтические времена, когда мэром был Урлашов и все были на подъеме. Было очень классно. Последний раз была два-три года назад. А так как я периодически думаю о том, куда свалить из Москвы, то рассматриваю варианты. Люблю путешествовать и не против пробовать новые места.

 

Когда я начала снимать детей, то столкнулась еще и с тем, что страшно внедриться в чужую жизнь, особенно если это тяжелая жизнь, а ты совершенно никак не можешь помочь

 

Возможно, любовь к новым местам сформировала любовь к фотографии. Довольно долго фотография была большой частью вашей профессиональной деятельности. Вы мечтали стать фотографом?

Я действительно мечтала заниматься фотографией. Но больше мечтала, чем делала это.

Мой первый учитель фотографии Александр Лапин пришел в МГУ преподавать курс композиции, я прошла этот курс раз десять, мы дружили, я часто была у них дома, но снимать боялась. Думаю, дело в комплексе проблем, в первую очередь психологических. Многие фотографы сталкиваются со страхом и невозможностью близко подойти к людям. Страх именно в этом, потому что чаще всего, если подходишь, в ответ слышишь проклятья и недовольства со стороны людей.

Когда я начала снимать детей, то столкнулась еще и с тем, что страшно внедриться в чужую жизнь, особенно если это тяжелая жизнь, а ты совершенно никак не можешь помочь. Конечно, ты помогаешь тем, что находишься рядом, тем, что ты с ними общаешься, но в целом, ты не можешь сделать ничего и с этим трудно смириться и принять. И долго находиться в концентрации беды, которую люди проживают – тяжело.

Расскажите подробнее об этом. Вы много работаете и снимаете для НКО и благотворительных фондов. Часто это организации, которые работают с проблемой аутизма. Почему это тема вам интересна?

Можно сказать, что, как и все в моей жизни это получилось совершенно случайно. В 2009 году мне и моим друзьям предложили участвовать в выставке, которая посвящена проблемам детей. Я тогда снимала глухих и подобрала для выставки что-то из своего материала. Позже мой друг сказал, что рядом с местом, где проходила выставка есть лекотека (организации дошкольного образования для развития детей с особенностями) и предложил поснимать там. Так все началось.

Потом мне захотелось не просто снимать для себя, или для искусства, а как-то помогать своими фотографиями. В Москве есть центр «Наш солнечный мир» и я стала с ними сотрудничать.

Через некоторое время выяснилось, что моей сестре интересна тема иппотерапии (лечебная верховая езда), и они с мужем тоже пришли в этот центр. Сейчас у них уже большая деятельность, связанная с этой темой. Так мы с встретились в одной точке, а история взрослых ребят с аутизмом стала темой моего первого фильма в школе Марины Разбежкиной. Проект назывался «Деревня» и начинали его на личном участке сестры.

Как вы думаете, почему вам особенно тяжело дается взаимодействие с этими ребятами?

Ну, наверное, если ты придешь на пару часов, то сможешь абстрагироваться. Но если работать постоянно, невозможно отделить себя от всего этого. Я в этой теме с 2009 до 2012 была очень плотно, а в некотором смысле до сих пор в ней, так как семья моей сестры теперь занимается этим вопросом.

Недавно я делала фильм для фонда «Дети-бабочки», про детей, страдающих буллезным эпидермолизом, в каком-то смысле это покруче, чем аутизм, то есть, камера, конечно, защищает, но все переживания остаются. Иногда они трансформируются в материал, он может оказаться трогающим и сильным и повлиять на других людей. Но как сказала моя близкая подруга- психотерапевт: «Мы все работаем собой». Не имеет значения какая камера у нас или в какой монтажной программе мы монтируем, какие объективы – мы работаем собой, через свои темы и всё очень влияет.

Переход от фотографии к кино был способом усложнить собственное высказывание?

Если умничать, то да! Я искала новые выразительные средства, но на самом деле это происходило само собой и как-то незаметно: меня попросили поснимать видео, вручили камеру, я начала снимать, мне понравилось. Раньше я думала, что если умею фотографировать, то соответственно, умею снимать, но оказалось, что нет. Мне приходилось принципиально по-другому смотреть на то, что я снимала. Это был не резкий переход -пока занималась фотографией, я, как и многие, делала шаги в сторону кино. Именно поэтому часто предлагала скорее, серии, очерки, а не отдельную фотографию. И в какой-то момент, когда набираешь последовательность фотографий, ты понимаешь, что уже занимаешься не столько фотографией, сколько кино, монтажом истории, и параллельно осознаешь, что многого не хватает, хочется добавить звук или движение.

Как я понимаю, вариантов не было, и если кино, то только документальное?

Да, не могу сказать, что меня сильно интересует игровое кино. Я люблю его смотреть, но себя в нем не вижу, по крайней мере, пока. К тому же, у меня всегда были проблемы с тем, чтобы написать сценарий. Я человек наблюдения. Наблюдаю, а когда оказываюсь в каком-то месте, уже там понимаю, что за история, и то не сразу.

 

Синдром самозванца, катарсис, награды

 

Фильм, который мы увидим – ваша дипломная работа. Он получил много фестивальных наград. Помогло ли это расстаться со страхами?

Страхи, конечно, ушли не сами, а через упражнения, задания, преодоление себя. Все это приходилось делать во время обучения в школе Разбежкиной. Но какие-то никуда не уйдут, я так и буду с ними идти по жизни, но они трансформируются в напряжение постоянное, а оно дает определенную энергию. Ты постоянно находишься в состоянии неопределенности, никогда не знаешь наверняка, что и как будет, будет ли вообще, чем все закончится, будет ли интересно кому-то, то что я делаю - много вопросов, которые в процессе никак не решаются. Может быть когда-нибудь в конце, ты поймешь зачем все это нужно.

Получается, синдром самозванца – ваш друг?

Да, он тоже есть. Сначала мне было странно узнавать, что мой фильм отобрали на Международный фестиваль документального кино Vision du Réel в Швейцарии. Непривычно видеть свой фильм на большом экране, правда, со временем, привыкаешь и начинаешь сравнивать проекции, становишься избирательной: думаешь куда стоит поехать с фильмом, куда нет.

Сейчас я очень ценю возможность встретиться со зрителем и поэтому еду в какую-то даль для того, чтобы пообщаться с людьми, увидеть свой фильм их глазами. Это же особый опыт, он прекрасен сам по себе. Прежде всего я снимаю про себя, из себя, хотя история про людей, живущих в тысячах километрах от меня, а их реальность дико отличается от той, в которой живу я.

 

У меня в Туве важная новость - приходил ли волк ночью или заготовили ли на зиму сено. Я попала в совершенно другую систему координат, и это очень на меня повлияло.

 

У фильма очень красивое название «Стоянка на дороге ветра».

Оно не понравилось Разбежкиной, моему мастеру, потому что слишком поэтическое. Я пыталась придумать другой вариант, но ничего больше не пришло в голову. Название появилось еще на стадии питчинга, когда я представляла свой будущий проект. Но все пошло совершенно не по плану, а название осталось.

Во время презентации проекта вы уже знали, куда поедете и кто будущие герои фильма?

Я знала, что поеду в Туву, это было для меня неотменяемое, потому что в Школу я пришла с двумя темами: аутизм и Тува.

Я попала в Туву в 2013 году, и мне там снесло голову. Я тогда была больше фотографом и делала первые попытки снимать видео и монтировать историю. Мечтала снять кино в Туве, но не понимала про что. У меня было два портфеля отснятого материала, который потом в итоге выкинула, использовала только один кадр.

Буквально в последний момент я окончательно решила, что буду снимать моего, на тот момент, уже друга – хозяина стоянки -Маадыра. Я познакомилась с ним в первый приезд и каждый год приезжала к нему, мы много общались, вместе ездили в тайгу. Я предполагала, что буду снимать его и делать историю про скачки. Эту идею утвердили, но ни сценария, ни представления о съемках у меня не было. А за неделю до съемок Маадыр умер. И я думала, что фильма не будет. Приехала на прощание и там родилась другая идея.

А что вы получили от своего фильма?

Ох! Сложно сформулировать, но очень много. Невероятно много. Это был переход на другой уровень в том числе и в моем восприятии себя. Когда что-то получается это прибавляет уверенности, но дело не только в ней. Фильм открыл мне мир, я познакомилась с очень многими людьми, с которыми не встретилась бы. Фильм – проводник, дал мне ощущение, что я режиссер. Все время пока мы учились, Марина Александровна постоянно поворачивала нас лицом к вопросу: а вы режиссер?

Постоянно вели диалог о том, кто такой режиссер, как себя ведет режиссер, что является режиссерским проявлением, а что нет. И я, конечно, себя мучила этим вопросом. Ведь пока я была на съемках, я до конца не понимала какое это кино, смогу ли я его смонтировать, будет ли у меня финал. Я была не уверена, плыла по течению и всегда была напряжена. И вот все эти мысли привели в итоге к тому, что у меня получилось.

Большая внутренняя работа, о которой зритель может только догадываться, потому что видит уже результат. Весь путь к катарсису от зрителя скрыт, то есть совместного переживания не получается. А что добавляет режиссеру документального кино- зритель?

Хороший вопрос. Да, очень много ценного происходит в процессе, но я в какой-то момент поняла, что контакт со зрителем в широком смысле — это отдельный процесс, который имеет отдельную важную ценность. Я могу не только увидеть свою работу чужими глазами, но и себя. То есть, для меня это еще возможность себя понять лучше. Показ и взаимодействие со зрителем тоже может быть частью психотерапии. Она может быть очень дискомфортная, но даже когда слышишь что-то нелестное в свой адрес, это переводит тебя на другой уровень. Я так к этому отношусь.

Нелестное, это, например, вопрос: что вы хотели сказать своим фильмом?

Видимо еще не было критической массы таких вопросов, поэтому пока нет. Когда люди задают этот вопрос, как правило, они произносят что-то еще, за что я могу зацепиться и понять, что их все-таки самих тронуло в моем кино и начать раскручивать эту мысль.

Сама я, например, после просмотра фильма долго перевариваю свое ощущение и мне часто сразу выдать какую-то мысль, отзыв, а тем более вопрос, очень сложно. Поэтому, когда люди такое спрашивают, для меня это уже признак того, что они осмелились, и дальше можно погрузиться в историю и поговорить.

Для вас важно, чтобы зритель считывал те смыслы, которые вы туда вкладывали или вас устраивает, что он найдет свои, и возможно поделится ими с вами?

Если бы я до конца понимала, какие смыслы я туда вкладывала! Кино, которое я сняла - такая субстанция, которая просто провоцирует, чтобы что-то почувствовать. Лучше почувствовать, чем понять, для меня это более важно. Но я заметила, что пересечения со зрителем все-таки бывают. И они даже не столько про одну интерпретацию, сколько про реакцию на определенные сцены.

У меня есть в фильме длинный статичный кадр, когда герой сидит на кровати и ничего не происходит. Я за этим кадром очень гонялась пока снимала, несколько дней у меня это заняло.

И поначалу я как-то без вариантов вставила его в монтаж, а потом стала сомневаться, потому что он долгий, ничего там не происходит, тяжело смотреть. Даже хотела его убрать. Но спросила у Разбежкиной что она думает по поводу этого кадра. Она сказала, что это очень важный кадр, который нужно обязательно оставить. А потом ко мне стали подходить зрители и говорили, что кадр произвел на них очень сильное впечатление и срезонировал. И для меня это тоже важно, ведь не всегда мы можем объяснить все, обрисовать. Наверное, если бы мы могли все объяснить словами, то изобразительное искусство было бы ненужно.

Как вы думаете, почему людям нравится документальное кино?

Честно говоря, я до конца не понимаю, но чувствую, что в основном, это нужно. Документальное кино - возможность попасть в ту реальность, в которую ты никогда не попадал и видеть реальную жизнь, не придуманную, не поставленную. Никто не выбирал костюмы для этих актеров, никто им тексты не писал. Они так вот сами все произнесли. Почему я сама люблю документальное кино и фотографию, потому что вообще-то это возможность встретиться с чудом, которое оказывается неоднократно случается в нашей жизни, и которое удалось заснять. Чудо, которое происходит в обыденной жизни совершенно неожиданно, это и слова, и поведение людей, и красота в движении, в эмоциях, которые они проявляют.

Но тем не менее, есть ощущение, что документальное кино – не для всех и в первую очередь сами режиссеры не стремятся расширить зрительский круг. Возможно, из скромности?

Иногда это действительно выглядит как междусобойчик и узкий круг людей, которые интересуются документальным кино и друг другом, но это не только про скромность, а вообще про индустрию, про то, как устроено движение денег в мире. В документальном кино нет таких денег на промоушен, даже в американском, как в игровом. Но даже игровой артхаус не может похвастаться огромными сборами, если ты не именитый мастер.

Получается, что зритель всегда должен проделывать работу, чтобы встретиться с документальным кино. Скажем, сидя дома, листая ютьюб, на ваш фильм не натолкнешься.

Мне предлагали разместить мой фильм на бесплатных и платных платформах, где много хорошего кино, но это вопрос времени. Пока не размещаю, потому что фильм продолжает свое движение по фестивалям( у многих из них требование, чтобы фильма не было в открытом доступе, иначе его не возьмут в программу), но рано или поздно он появится.

Но еще важный момент: мне и многим авторам хочется показывать фильмы в кинотеатрах и хочется личной встречи со зрителем. Заманить зрителя, который может посмотреть дома на компьютере бесплатно гораздо сложнее. Не все понимают прелесть просмотра фильма на большом экране и какое особенно чувство это дает.

 

Деньги, митинги, надежды

 

Наташа, вот вы сняли фильм, потратили много времени на производство, монтаж, теперь фильм поехал по фестивалям. Документальное кино приносит деньги вообще?

У некоторых получается вполне неплохо заработать, или хотя бы покрыть свои расходы на производство кино. Как правило деньги приносит продажа на телевидение, но не сильно большие. Например, скоро будет показ «Стоянки» на австрийском телевидении. Они заплатили мне, но это небольшие деньги.

Сборами в кинотеатре можно что-то компенсировать, если собрать большой кинотеатр, но опять же далеко не каждое документальное кино может собрать большой зал. Не у каждого кино есть мощный промоушен и реклама.

Призы, в том числе денежные, которые я получала, покрывают может быть, десятую часть того, что я потратила. В то же время я удивляюсь тому, что мое кино может зарабатывать деньги, хоть и небольшие.

 

Почему я сама люблю документальное кино и фотографию, потому что вообще-то это возможность встретиться с чудом, которое оказывается неоднократно случается в нашей жизни

 

Основная деятельность у вас сейчас связана с фондами, а на кино остается не так много времени и сил?

Скажем так, моя работа с фондами – мой заработок, а параллельно я пытаюсь фильмом заниматься, и пока снимаю на свои деньги. Но мне хочется попробовать перейти на систему грантов, чтобы не все самой оплачивать. Сейчас у меня проект, который далеко от Москвы, нужно туда ездить, история долгая будет, в общем, я думаю, где найти финансирование.

А вы можете сказать сколько потратили на «Стоянку»?

Ой, это сложно посчитать. Я снимала «Стоянку» за полтора месяца, но подготовка длилась четыре года. Без нее фильма бы не было. Я приезжала, проводила там месяц или два, нужны были деньги на билеты, на проживание, на еду. Я никогда не подсчитывала эти расходы, но примерно представляю, если авиабилет в Сибирь стоит сейчас двадцать с лишним тысяч, то просто летать туда четыре года иногда по два раза в год и жить там - уже влетает в копеечку. Но надо сказать, что мне там очень много помогали, если бы не это, я бы потратила гораздо больше денег.

Не могу не задать вам вопрос о реальности, в которой мы сейчас живем, потому что читала в вашем жж пост 2011 года, где вы написали, что у вас появилось увлечение ходить на митинги и снимать видео. Как на вас повлияли митинги и что изменилось с тех пор?

Да, когда я увидела Болотную площадь, меня это очень сильно впечатлило. У меня было возмущение по поводу действий силовиков и властей, но в то же время я видела, как это все перерастает во взаимную агрессию, и мне стало тяжело ходить на подобные мероприятия. Морально и душой я с теми людьми, которые решаются выйти несмотря на то, что это может закончиться печально для их здоровья в том числе, но сама не хожу. И вообще как-то мне кажется, что волна веры в перемены сменилась волной разочарования. Плюс на меня очень сильно повлияли мои поездки в Сибирь. Я уезжала туда надолго, попадала в другую реальность, где Москва переставала существовать, переставали существовать новости, которые держат тебя в постоянном неврозе.

Так совпало, что, когда были события на Майдане, мы с моим другом ездили в тайгу и остановились переночевать у его знакомых в юрте. И вот я просыпаюсь утром и слышу, что хозяин юрты включил радио и там передают новости про Украину, тут я поняла, что это новости с Марса, потому что у меня в Туве важная новость- приходил ли волк ночью или заготовили ли на зиму сено. Я попала в совершенно другую систему координат, и это очень на меня повлияло.

Мирными протестами можно добиться перемен?

Я думаю, да. Но мне кажется, это не быстрый путь. Хотя вот в Киргизии люди не ожидали, что у них все так быстро случится. Но, в основном это долгий путь, он требует много смелости. И это меняет ситуацию, и меняет каждого, кто выходит на улицу, сам акт выхода — значит очень много для каждого человека.

Кстати, мой первый учитель по фотографии Александр Лапин как-то задавал нам такой вопрос: представьте, художник написал картину. Великолепную картину, шедевр. И ничего более прекрасного он никогда не создавал, и он сжигает свою картину. А потом хитро на нас смотрел и задавал вопрос: «А мир изменился?»

И сам отвечал на свой вопрос: «Да, мир изменился. Потому что прохожие видели, как по дороге в магазин художник летел.»

Я понимаю, что даже если нет явного результата наших действий, он есть внутри и рано или поздно проявится.

 

Текст: Юлия Тарковская

Фото: Наталия Харламова, Владимир Семин

 

23.10.2020 16:13 4387 0


Комментарии

TOP NEWS